Картина за толстым стеклом иллюминатора не менялась. Все та же зеленоватая муть, немного светлеющая днем и становящаяся совершенно непроницаемой по ночам. Днем, когда сквозь водную толщу проникало немного света с поверхности, можно было разглядеть поверхность дна, покрытую белым мертвым налетом, словно припорошенную золой.

— Стоит отметить, что мы блестяще выполнили программу эксперимента, — Мстислав откусил от пищевого брикетика и некоторое время жевал, — автономность базы превысила все возможные ожидания.

Он говорил в пустоту, в круглом помещении кают-компании не было никого. Последнее время его товарищи избегали общества друг друга и сидели, запершись каждый в своем отсеке. Биохимик Левенсон не выходил из своей лаборатории, маленький Миямото тоже сидел у себя, считая что-то одному ему известное. Физика Ортегу Мстислав не видел уже дня четыре. Наверное, спал в той кладовке, которую он переделал под свое жилище после того, как из-за трещины в куполе его каюту затопило.

— И правда, у нас полно энергии, есть воздух, вода. О да, воды у нас много, — Он глянул в иллюминатор напротив себя, — есть где спать и есть питательная еда. Единственное, чего у нас нет, это развлечений.

Его голос звучал довольно глухо, помещение было достаточно небольшим, чтобы в нем не возникало эхо. Кают-компания располагалась на самой верхушке купола и имела четыре иллюминатора в стенах. Было просто удивительно, что ни один из них не дал течь, в то время, как в куполе станции образовалась трещина, из-за которой затопило несколько кают и два лабораторных помещения.

На тарелке перед Мстиславом лежали еще два пищевых брикетика, но он не спешил к ним прикасаться, позволяя первой порции улечься в желудке. Где-то в хозяйстве Левенсона многочисленные водоросли плодились в больших бетонных ваннах, их собирали автоматические скребки и, высушив, прессовали в небольшие параллелепипеды. Проектировщик системы полагал, что совокупность культур водорослей даст пригодную для питания массу, в которой будет достаточно всех необходимых для организма веществ. Что ж, подумал Мстислав, проект можно считать полностью оправдавшим все ожидания, кроме вкусовых. Он с отвращением посмотрел на темные брикетики лежавшие перед ним и через силу засунул в рот еще один. От однообразия пищи хотелось повеситься.

Доев, Мстислав кинул на тарелку еще несколько порций пищи и отправился обходить своих товарищей.

Первым делом он постучал в дверь каюты Миямото. Японец открыл почти сразу и с истинно японской вежливостью поблагодарил за принесенную еду. Забрав свою порцию брикетиков он с не менее японской твердостью закрыл за собой герметичную дверь. Мстислав пожал плечами и пошел к Ортеге.

Он долго барабанил в дверь, которая, в отличие от дверей кают, была обычной, сделанной из пластика на металлической раме, но никто не отзывался.

— Ортега, открой, — Мстислав повысил голос, чтобы гарантированно разбудить спящего коллегу, — это Ковальский, я еду принес. Если не хочешь никого видеть — пожалуйста, но голодать не надо!

Из-за двери не раздавалось ни одного шороха.

— Ортега! — Мстислав сопровождал свои слова ударами кулака по двери, — не придуривайся!

Очевидно, от очередного удара самодельная задвижка на двери провернулась и дверь немного приоткрылась. Осторожно взявшись за ручку, Ковальский потянул дверь на себя.

В комнатке было темно. Нашарив на стене выключатель, Мстислав вдавил клавишу и тут же попятился назад, ошеломленный увиденным. Тарелка выпала из его рук и пищевые брикетики рассыпались по полу.

Бешенный стук в дверь и вопли заставили Левенсона подняться с пляжного стульчика, на котором он сидел перед кварцевой лампой. Погасив резкий свет и сняв темные очки он подошел к двери и повернул задвижку замка. Не успел он открыть замок, как той стороны дверь рванули так, что Левенсон от неожиданности отпрыгнул. В лабораторию ворвался Мстислав, взъерошенный, с выкаченными глазами.

— Он там! Скорее! Идем! — Ковальский схватил Криса за руку и потащил за собой. Тот, еще ничего не понимая, упирался, однако Мстислав был неумолим.

Притащив его к кладовке Ортеги, Мстислав ткнул пальцем в приоткрытую дверь и зарыдал.

Крис осторожно подошел, заглянул в тесную комнатушку и тоже замер, как вкопанный. Но быстро взял себя в руки и вошел внутрь.

Там, на самодельной койке, сделанной из пустых ящиков от оборудования, на которые был положен спальный мешок, лежал мертвый Ортега. В том, что он был мертв сомнений не было — ткань мешка была темной от уже засохшей крови. Темные пятна виднелись на полу, на стене, у которой находилась койка. Там же. на полу, валялся выпавший из руки скальпель. Сама рука свисала почти до пола и предплечье было искромсано в мясо. Левая рука была в таком же ужасном состоянии, но причиной смерти явно было не это. Причина была в разрезе на горле, от уха до уха, очевидно сделанном последним.

Крис осторожно осматривал тело, как если бы ему пришлось докладывать о произошедшем на поверхность, но это была лишь ритуальная формальность. Заметив на ящике, заменявшем столик какие-то ампулы и шприц, он подобрал их и вышел в коридор.

Мстислав все еще всхлипывал, прижавшись к стене. Рядом стоял Миямото, как всегда сдержанный. Оба пристально смотрели на Криса, закрывшего дверь в кладовку. Тот вертел в руках пустые ампулы.

— Гепарин. — не обращаясь ни к кому сказал Левенсон, — очевидно, взял из аптечки. То-то столько крови натекло. Лежит он так, часов двадцать, наверное. Тело окоченело уже. — он поднял взгляд на товарищей, — Надо бы убрать его, пока запах не пошел.

Мстислав охнул и сполз по стенке.

— Прости, Крис, я бы помог, но не могу, — жалобно пробормотал он, снова всхлипывая, — не могу еще раз это увидеть.

Миямото подошел ближе.

— Я помогу, — интонации японца были непривычные, но Крис, за годы проведенные вместе уже привык, что Миямото выговаривает каждое слово отдельно, — отнесем его в шлюз?

— Не оставлять же его здесь, — Крис дернул плечами. Мысль о том, что на базе будет лежать мертвец совершенно не радовала его, — поплавки на пояс прицепим и отпустим.

Вдвоем они завернули тело в пропитанный засохшей кровью спальный мешок. Туда же засунули несколько пустых пластиковых бутылок, валявшихся в углу кладовки. Застегнув мешок, Левенсон обмотал его клейкой лентой, превратив в некое подобие кокона. Подхватив его с двух концов, Крис и Миямото перенесли тело к воздушному шлюзу. Там мешок с трупом прислонили к наружной двери шлюза с таким расчетом, чтобы тот выскользнул наружу, когда крышка люка откроется.

Закрутив маховик запирающего механизма, Крис обернулся. Мстислав стоял тут же, уже успокоившийся внешне. Лишь взгляд, полный отчаяния, выдавал его чувства.

— Молитв читать не будем, — прошептал Крис, начиная процедуру шлюзования. За дверцей послышался шум воды. в окошечке, вделанном в дверцу было видно, как шевельнулся мешок, начавший всплывать по мере заполнения камеры.

— Прощай, — стиснув зубы, Левенсон потянул за рычаг, приводящий в действие наружный люк. Механизм, не использовавшийся долгое время, застонал, захрустел и медленно пришел в движение. В окошечке двери в последний раз мелькнула оранжевая поверхность спального мешка начавшего всплывать на поверхность.

Крис повернулся к своим товарищам. Те стояли неподвижно, как статуи. Неожиданно Криса настигла запоздавшая реакция на происходящее, он оттолкнул Миямото, стоявшего на дороге, протиснулся мимо Ковальского и бегом бросился в свою лабораторию. Там он заперся и бросился на гамак, подвешенный к приваренным к потолочной балке скобам.

Два дня он провел взаперти, не открывая на стук и лишь отодвигая тряпку, которой завешивал окошечко на двери, чтобы Мстислав, безнадежно пытавшийся добраться до него и поговорить, видел, что он еще жив. Только на третий день Крис сумел заставить себя повернуть запирающую рукоятку и выйти.

В кают-компании Крис застал Ковальского, который что-то мастерил, завалив весь стол инструментами и обломками какого-то механизма. Очевидно, процесс сборки подходил к концу.

Постукивая инструментами, Мстислав довольно безразличным взглядом наблюдал, как Крис взял из корзинки пищевого раздатчика свою порцию брикетов и нацедил себе стакан воды. Усевшись напротив и отодвинув какие-то детали, тот принялся жевать, уставившись в тарелку.

— Сюрпри-и-и-и-из! — Внезапный возглас заставил Криса дернуться, а ударившая по глазам вспышка света — вскочить, уронив тарелку на пол.

Мстислав стоял на против, сжав в руках уродливого вида ящик с объективом и круглой нашлепкой импульсного фонаря, и хихикал.

— Ты что, сдурел?! — Крис уже пришел в себя, хотя перед глазами еще плавал засвет от вспышки, — что ты творишь?

— Историю для более совершенной цивилизации, — Ковальский снова хихикнул, — видел бы ты свою рожу.

— Я тебе сейчас напишу историю, на твоей роже, — Крис подобрал тарелку и взял из корзинки новую порцию, — будет такая фреска, что закачаешься.

— Да ну тебя к черту, — Мстислав поставил свой фотоаппарат на стол. Корпус был сделан из какой-то металлической коробки, объектив явно вывинчен из одной из установок в физической лаборатории. Рядом с ним лежали запечатанные фотопластинки. Крис поморщился, вспомнив, что этими фотопластинками раньше занимался Ортега, — нам больше ничего не остается, как смеяться, Крис.

— Два дня назад тебе было не до смеха, — Крис вспомнил, каким напуганным был в тот день Ковальский.

Мстислав помрачнел так сильно, что Крису стало страшно.

— Прости, не надо было вспоминать, — он поднялся и собрался уходить к себе. Но лицо Мстислава разгладилось.

— Да нет, все в порядке. Ты прав, — он собрал свои фотопластинки и вышел из кают-компании, оставив Криса наедине с пустой тарелкой. Тот еще долго сидел, глядя, как за стеклом иллюминатора в зеленой мгле плывут тени. Когда-то, еще до падения ракет перед иллюминаторами постоянно мельтешили рыбы. Теперь же вода была стерильна и даже водоросли на дне погибли и были присыпаны осевшим на дно шлаком, принесенным ветрами с берега.

Крис вспомнил, как тогда, три года назад, когда еще были живы Ленарт и Рено, они все вместе обсуждали, как далеко от берега сохранится жизнь в океане. В то время они наконец починили все системы базы, поврежденные взрывом, заварили переборки в затопленные отсеки, убедились, что фильтрующая установка работает нормально, а биоферма, которая до сих пор снабжала их пропитанием, не пострадала и не загрязнилась. Это был первый вечер, когда они уселись вшестером в кают-компании, откупорили бутылку бренди, лежавшую в сумках Рено и выпили по стаканчику, чтобы наконец отдохнуть. Связи с поверхностью не было, коммуникационный буй был унесен первой же ударной волной, но обитатели базы наконец то ощутили себя уверенно.

Уже тогда Левенсон обратил внимание на то, что вода за окном опустела. Рено, как раз занимавшийся фильтрующей установкой, вместо ответа на это замечание показал ему данные анализа проб воды. Крис помнил, что он в тот момент допивал остатки яблочного сока — все скоропортящиеся продукты следовало употребить как можно быстрее — и, прочитав отчет, он поперхнулся и чуть не обрызгал соком Рено.

— Стронций, кобальт, цианиды, — ошарашенно читал он, — как наша установка справляется то?

— Только чудом, — Рено забрал у Криса отчет и пошел по своим делам.

И вот, сидя со стаканами в руках, они снова вспомнили об океане вокруг. Наличие иллюминаторов в кают-компании способствовало этому. Рено повторил свой рассказ о проведенном анализе воды и высказал некоторые предположения.

— И такая картина, я думаю, минимум на километр от берега, а может и дальше, — резюмировал Рено, залпом допив свой бренди. Миямото, который уже был слегка пьян, начал возражать и чертить что-то на салфетке. Начался спор, Рено с жаром начал приводить ответные доводы, Ортега и Ковальский время от времени добавляли свои соображения, а Крис слушал, посасывал выпивку и мрачно смотрел в иллюминатор, где поверхность дна словно заносило снегом. В тот вечер он ушел к себе, оставив своих коллег спорить без него. А еще через месяц он вытаскивал из шлюза Макнамару, который слепо щурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь вокруг себя, и Крис стягивал с него гидрокостюм, пачкаясь в желтоватой сукровице, сочившейся откуда-то из-под волос на голове.

— Ленарт, Ленарт, где Рено? — спрашивал он тогда у Макнамары, в то время, как Мстислав носился по базе собирая содержимое аптечек, висевших на стенах в каждом помещении.

Макнамара говорил, с трудом, выталкивая из себя слова:

— Горячее пятно, он угодил прямо туда. Я пытался его вытащить, но он умер у самой воды. Метался, кричал, что ничего не видит, боже. боже... — голос Ленарта затих, и лишь губы шевелились под звук хриплого дыхания.

— Господи, что там творится то? — пробормотал Ортега, помогавший Левенсону раздевать Макнамару. Вдвоем они перенесли начальника базы на его койку.

Вколов Ленарту морфий из экстренной аптечки и убедившись, что тот провалился в забытие, Крис вышел из каюты и, закрыв дверь, прислонился к стенке коридора. Вокруг него собрались остальные.

— Он будет жить? — кажется, это был Ортега. Крис поглядел на него бессмысленным взглядом. Ортега повторил вопрос.

— Не знаю, — язык отказывался повиноваться Крису и слова были слова пережеванными.

— То есть как — «не знаю»? — Мстислав подскочил к нему и схватил за плечи, — ты же врач, скажи!

Крис вырвался из его рук и оттолкнув Ортегу пошел прочь. Потом повернулся

— Я не врач, я биохимик! Я в медицине разбираюсь не больше чем вы все! — Крис стоял, опираясь руками на стены коридора, — Да, я распечатал то, что смог стащить с нашего главного компьютера, прежде чем серверную залило водой, да я именно распечатал это, потому что ноутбуки уже тогда начали помирать. Но я не разбираюсь в этом, а в лучевой болезни тем более!

Он перевел дыхание и продолжил.

— Если они влезли в пятно радиации такой силы, что Рено не смог добраться до берега, то Ленарту тоже осталось недолго. Я возьму у него кровь, но результат я могу уже сейчас сказать.

Они молчали. Смотрели на него и молчали. Не выдержав их взглядов, Крис убежал к себе в лабораторию, где долго сидел, обхватив голову руками. Кое-как успокоившись, он нашел микроскоп, вытащил из большой аптечки стерильный шприц в упаковке. У каюты Макнамары никого не было, судя по голосам все были в кают-компании.

Ленарт лежал на своей койке без сознания. Доза морфия, которую он ввел Макнамаре была довольно большой, надежно отключившей сознание начальника базы от боли, разрывающей его тело. Освободив из-под покрывала одну из рук, Крис осторожно взял пробу крови из вены. Когда шприц заполнился, он зажал место укола спиртовой салфеткой из пакетика и перебинтовал.

Результат анализа он не сказал никому. Остальные все поняли по его виду, когда он вошел в кают-компанию, чтобы утолить голод. Уже после всего произошедшего, Ортега сказал, что Левенсон выглядел, как побитая собака.

А когда кончилось действие морфия, на базе раздались крики. Макнамара кричал, пожираемый болью в животе, в мышцах, в голове. Крики были столь ужасны, что у Криса дрожали руки, когда он делал Ленарту очередной укол, и потом, когда он сидел рядом, держа Макнамару за руку и ощущая, как тот в судороге стискивает его пальцы.

Вернувшись к себе, Крис пересчитал ампулы с морфием, оставшиеся в коробке. Расставив их перед собой, словно шахматные фигуры, он долго смотрел на них, как гроссмейстер, просчитывающий дебют. Наконец, он взял одну из ампул и отставил ее в сторону. Цилиндрик из коричневого стекла понадобится ему примерно через восемь часов, когда наркотическая пелена снова отпустит Макнамару и тот вернется в мир полный боли. В ряду перед ним осталось семь аналогичных цилиндриков. Семь инъекций, в тщетной попытке облегчить страдания умирающего. Крис выпрямился и поставил еще две ампулы рядом с первой, а остальные убрал обратно в коробку, аккуратно укладывая их в картонную гофру на дне.

Обернувшись он увидел Миямото. Японец очевидно пришел несколько минут назад, но терпеливо дожидался, пока Крис не освободится и не обратит на него внимания. Убедившись, что Левенсон заметил его, Миямото заговорил.

— Крис, Ленарт умер, — интонация его голоса всегда была одна и та же, хотя в узких щелочках глаз промелькнула боль.

— Когда? — Выдохнул Крис подавшись назад и упершись в край стола.

— Несколько минут назад. Ортега зашел проведать его, но тот уже не дышал.

— Почему не позвали меня?

— Ортега с Мстиславом пытались провести реанимацию, но было уже поздно.

Левенсон сжал кулаки и выдохнул, со стыдом ощущая внезапное облегчение. План, который он придумал, глядя на ампулы с морфием не потребовался.

Макнамару похоронили, завернув в одеяла и выбросив через воздушный шлюз. Возвращаясь вместе с Ортегой в кают-компанию, Крис увидел, что Мстислав заварил дверь, ведущую в каюту, где умер Ленарт. Почему-то это показалось Крису естественным и разумным.

Только через год он признался товарищам в том, что был готов ввести Ленарту летальную дозу морфия, чтобы избавить того от страданий. И хотя никто не стал упрекать его, Крис ощущал вокруг себя пустоту, словно это признание отдалило его от коллег.

Маленькое тело Миямото лежало на полу его каюты в позе спящего, свернувшегося калачиком человека. Лишь на губах, искривленных в странной гримасе виднелись засохшие остатки выступившей пены. Крис присел рядом с телом и потормошил его за плечо, словно желая разбудить, но тело было уже холодным и начинало коченеть. Крис бессильно опустился на пол. Только сейчас он заметил, что Миямото до сих пор сжимает в руке пустой шприц, а на столике рядом к койкой, на исписанном листе бумаги, лежат четыре пустые коричневые ампулы. Еще четыре, запаянные, лежали в той самой коробке с картонной гофрой на дне. Смахнув ампулы, Крис взял записку. Очевидно, Миямото написал ее перед тем, как сделать себе смертельную инъекцию, но написана она была на японском. Крис долго всматривался в красивые, аккуратно выведенные значки, но смог прочитать лишь подпись в самом низу.

Кое-как собравшись, Левенсон пошел искать Ковальского. Облазив все помещения купола и не обнаружив никого, Крис в недоумении стоял в кают-компании, пытаясь понять, куда делся последний его коллега. На станции оставалось не так много помещений, доступных для человека. Ковальский обычно находился в физической лаборатории, превращенной в склад инструментов, где он отгородил себе угол, поставил койку и свалил гору своих вещей. Теперь там было пусто, а пол был засыпан осколками от разбитых фотопластинок. Сам фотоаппарат, сделанный Мстиславом, валялся разбитый, очевидно Ковальский запустил им в стену.

Крис даже проверил воздушный шлюз, но тот был закрыт и внутри не было следов воды, которые могли бы свидетельствовать о том, что им недавно пользовались. Только возвращаясь назад в кают-компанию, он обратил внимание, что крышка небольшого лаза, ведущего в служебный колодец в центре купола, приоткрыта. Со скрипом распахнув люк, Крис услышал доносящееся снизу пение и металлический звон. Он пролез внутрь и оказался в пустом цилиндрическом помещении, диаметром около трех метров. В его центре находился еще один люк, полностью открытый и окруженный многочисленными предупреждающими надписями и значками радиации. Оттуда раздавался искаженный голос Мстислава.

Крис выругался и свесив ноги в люк начал спускаться по бетонной шахте. Через пять метров он оказался в таком же помещении, что и наверху. Отличалось оно лишь тем, что из пола в трех местах выпирали куполообразные металлические крышки, накрывавшие блоки компактного ядерного реактора, обеспечивавшего станцию электроэнергией. Облокотившись на один из куполов, на полу сидел Ковальский и что-то невнятно напевал.

Ковальский был бесповоротно пьян.

Рядом с ним лежали полупустые бутылки с какой-то мутной жидкостью.

— Это ты, — улыбка Мстислава была как у слабоумного, — присоединяйся к моему крестовому походу.

В его полузакатившихся глазах плескался алкоголь.

— Что ты несешь? — зло отозвался Крис, — откуда ты взял эту дрянь?

— Ой, да прекрати, мы же уже мертвецы, помирать, так с музыкой! — Ковальский нашарил рядом с собой бутылку, отвернул пробку и сделал несколько глотков. Утерев рот, он закрыл бутылку и кинул ее Крису, — выпей со мной, выпей за весь этот апокалипсис. Мы слишком долго тянули наши жизни в этой скорлупе. Слишком долго. Я вот только недавно понял, что мы умерли в тот день, когда какой-то генерал вдавил кнопку в своем бункере. Просто поняли это не сразу. — Ковальский рассмеялся, поперхнулся и закашлялся. Отдышавшись он продолжил, — сложно признать себя мертвым, да Крис? Три года понадобилось мне, Ортеге, чтобы догадаться. Ортега вот догадался первым. И сделал то, что надо было сделать три года назад. Не смотри на меня так. Давай, хлебни лучше. И позови нашего японского друга, пусть присоединится.

— Миямото мертв.

На лице Ковальского возникла гримаса детского удивления, смешанного с какой-то непонятной завистью.

— Он оказался сильнее, чем я думал, он смог это сделать. Он тоже догадался. А я вот еще не готов, Крис, понимаешь? Не могу сделать как Ортега, полоснуть себя.

— Миямото вколол себе четыре ампулы морфия. Украл из аптечки в моей комнате, — Крис смотрел на Ковальского со смесью отвращения и сожаления.

— А ты и не говорил, что у тебя еще оставались такие штуки, — тон Мстислава был как у капризного ребенка.

— Он подсмотрел давным давно, когда я делал инъекции Ленарту, — На лице Криса еще сильнее проступило выражение отвращения.

Он осторожно понюхал содержимое бутылки. Внутри был невыносимо пахнущий самогон. Крис поставил бутылку на пол.

— Из чего ты сделал эту мерзость?

Ковальский приложился к другой бутылке и забулькал. Крис ждал ответа.

— Понимаешь, — Мстислав рыгнул, — я вспомнил, что в нашей установочке, которая делает это брикетированное дерьмо, есть контур, производящий сахара для питательной среды. Вот я и слил оттуда пару литров. Воняет оно невыносимо, но бражка получилась, как у дедушки в деревне, — он откинулся на стенку и немного сполз вниз.

Крис не мог поверить своим ушам.

— Ты разобрал установку?

— Ну да, — новая пьяная улыбочка. Крису хотелось размазать Ковальского по стенке, но тот и так приобрел совершенно аморфное состояние.

— Ты хоть понимаешь, что цикл производства пищи скоро прервется?

— Да мне плевать, — Ковальский сплюнул перед собой, — Нам всем надо было умереть в тот день, а мы что-то задержались. Я вот сейчас еще добавлю и пойду на войну.

— Какую войну? — не понял Крис.

— С атомом мирным и военным, это из-за него ведь все. Паду в неравной битве, как герой.

— Ты свихнулся? — осторожно поинтересовался Левенсон, — что за бред?

В ответ Ковальский снова забулькал своей брагой, а потом начал подниматься на ноги, неуверенно держась за стенку.

— Да не бред это, Крис, это все остальное бред.

Только сейчас Крис заметил, что на полу рядом с Мстиславом лежала кувалда на длинной ручке. Крис напрягся, когда тот пошатываясь подобрал тяжелый инструмент и взял его в руки.

— Ты идешь воевать вместе со мной? — заплетающимся языком спросил он.

— Ты серьезно? — Крис попятился.

— Ну нет так нет, — рассмеялся Ковальский и, занеся кувалду над головой, обрушил ее на ближайшую куполообразную крышку, выпирающую из пола. Раздался низкий металлический звон. Ковальский ударил еще раз, — Я доберусь до тебя, атом, я разрушу тебя!

Крис неожиданно успокоился. Ковальский не собирался нападать на него. Повреждения реактора он не боялся — толщина крышки достигала десяти сантиметров, Мстислав мог молотить по ней хоть до самого страшного суда. Убедившись, что Мстислав полностью увлечен своим занятием, Крис плюнул и полез наверх.

Опустевшая станция давила на него. Чтобы занять себя, Крис направился к пищевой установке и убедился, что Ковальский не лгал. Один из блоков был довольно варварски раскурочен. Посмотрев на панель управления, Левенсон констатировал, что производство питательной массы снижается с каждым днем. Пока что они этого не замечали, потому что установка была рассчитана на производство пищи для восьми человек и они просто не успевали съесть все, но, судя по графикам, которые выводились на небольшом экранчике — одном из немногих уцелевших электронных устройство на базе — уже через неделю они начали бы голодать.

Закрывать дверь, ведущую в лабораторию, Крис не стал.

Разыскав герметичный пластиковый контейнер, он набил его оставшимися брикетиками пищи. Налил в пустую бутылку воды. Сверху на пищу положил свою старую зажигалку, в которой еще оставался газ. Завернув крышку контейнера, Крис пошел в шлюзовую.

Там, в узких шкафах висели неопреновые гидрокомбинезоны, наподобие того, какой было на Ленарте в тот проклятый день. Крис натянул свой, ощущая, как ткань облегает тело, прицепил к поясу нож и сетчатую сумку, в которую положил контейнер и бутылку, и стал проверять баллоны аквалангов, выстроившихся у стены напротив. Выбрав тот, в котором оставалось больше всего воздуха, Крис закончил свое облачение и вошел в шлюз.

Когда вода залила ему ноги, он вздрогнул, но сумел устоять неподвижно. Уровень воды достиг пояса, потом плеч. Когда шлюз полностью заполнился водой, Крис провернул маховик ручного привода наружного люка и выбрался на поверхность купола. Неподалеку от него водную толщу пронизывали лучи света из иллюминаторов кают-компании.

Он поднимался на поверхность вдоль тонкого кабеля, к которому был прицеплен их самодельный коммуникационный буй. Тогда, сразу же после удара, они подняли на нем небольшую антенну, но все последующие дни эфир был пуст и заполнен лишь шипением статики. То ли антенна была маловата, то ли радиопередачи прекратились, но радио перестали включать довольно быстро.

Крис поднимался сквозь зеленоватую воду. Она была холодной, но неопрен костюма помогал сохранить тепло тела без опасности переохлаждения.

Вынырнув на поверхность, он долго щурился сквозь полумаску. Вокруг были лишь волны, но метрах в трехстах от него виднелась полоса прибоя. Не желая задерживаться в холодной отравленной воде, Крис поплыл в ту сторону.

Сбросив ненужный акваланг и сняв маску, Крис огляделся. Он стоял на продуваемом ветром пляже спиной к морю, и даже несмотря на гидрокостюм начинал замерзать. Небо над головой было скрыто облаками, но не очень плотными, дневной свет проникал сквозь них в достаточном количестве. Лишь на горизонте виднелась практически черная полоса грозового фронта, время от времени раздираемая редкими вспышками молний. Его поразила окружающая серость. Он помнил, как вместе с товарищами грузился в катер, чтобы отправиться на станцию, помнил ослепительно-синее бездонное небо, помнил буйство зелени в парках, помнил изумрудный ковер, покрывавший холмы на побережье. Сейчас же вокруг не было ни единого яркого пятна. Серые тучи, грязно-коричневые, местами серые холмы. Лишь вода все еще отдавала темным изумрудом, но лишь на мелководье. Чем дальше от берега, тем чернее становилась поверхность океана. Пейзаж давил своей невыразительной безжизненностью.

По левую руку вдали виднелось несколько полуразрушенных вышек, похожих на корни сгнившего зуба. Одинокий портовый кран, чудом переживший бомбардировку, изгибал свою лебединую шею на фоне туч. Крис вспомнил, что именно там был крупный порт, являвшийся по совместительству перевалочной базой для военных кораблей. Очевидно, именно он стал целью упавших в этот район ракет. Справа виднелась лишь полоса прибоя, уходившая до горизонта.

Инстинктивно влекомый к цивилизации, Крис сделал несколько шагов налево. Он двигался по направлению к разрушенному порту, когда его внимание привлек какой-то предмет, лежавший в нескольких метрах от воды. Он подошел ближе и с содроганием понял, что это человеческое тело, пролежавшее много лет под открытым небом. Гидрокостюм, похожий на его собственный, облегал кости, а когда Крис подошел вплотную, он увидел, что соленая вода превратила человека не в скелет, а в мумию, чья кожа обтягивала череп, заставляя тот скалиться потемневшими зубами.

Рядом из песка торчала верхушка воздушного баллона акваланга, проржавевшего почти насквозь.

— Рено, — прошептал Крис, пятясь назад. Он не мог заставить себя прикоснуться к давно погибшему товарищу и, повернувшись, почти бегом вернулся к тому месту, где вышел из воды. Рено, погибший здесь, пролежавший три года на пляже, полузанесенный песком и омываемый приливами. У Криса защемило в груди.

Он пошел в другую сторону, оставив строения порта за спиной. Шагая вдоль линии прибоя, он слушал, как шумит ветер, и как волны разбиваются о берег. Кроме этих звуков вокруг была тишина. Не было ни криков птиц, ни отдаленных корабельных гудков. Только мертвое побережье, подтачиваемое океаном.

Ему пришлось обойти по воде часть пляжа, засыпанную кусками белого ноздреватого шлака, когда-то бывшего песком, но расплавленного энергией близкого взрыва и разбросанного по округе. Похоже, точность ракет пострадала после первых взрывов и вместо того, чтобы накрыть порт, боеголовки отклонились от запланированной траектории. Как бы то ни было, Крис видел огромную плешь, черневшую на склоне высокого холма, в двух километрах слева от него. Неровное пятно было эпицентром одного из взрывов. Возможно, того самого, который вызвал трещины в куполе станции. Сейчас, через три года, Крис вполне мог бы пройтись через это пятно и остаться в живых. Уровень излучения должен был снизиться до относительно безопасного и главной угрозой оставалась пыль, в которой содержалось огромное количество радиоактивных изотопов.

Начинало темнеть, Крис на ходу проглотил пару пищевых брикетов и запил водой из бутылки. Он устал, но не мог заставить себя остановиться и передохнуть.

Берег делал изгиб, образовывая небольшой залив. Сделав поворот, Крис увидел, что в начинающихся сумерках впереди мелькнуло что-то яркое, оранжевое. Вскрикнув, он побежал вперед, но чем ближе подходил, тем больше замедлялись его шаги и тем испуганнее становилось его лицо.

Он узнал этот предмет. Волей ветра, течений и волн, замотанное в спальный мешок тело Ортеги выбросило на берег в этом заливе. Со слезами на глазах Крис обошел свою страшную находку по большой дуге.

Но не прошел он полкилометра, как натолкнулся на почти полностью занесенный песком труп Макнамары. Крис чуть не споткнулся об него, хотя на поверхности виднелась лишь одна нога, торчащая из лохмотьев, когда-то бывших одеялами. Этого Крис не выдержал. Он бросился бежать прочь от воды, с треском прорываясь через засохший кустарник, ощущая ступнями острые камни под ногами.

Через некоторое время Крис выдохся. Тяжело дыша он опустился на землю и замер. Темнело. Еще некоторое время он мог разглядеть свои ладони, но постепенно его окружила непроглядная тьма. Как ни вглядывался Крис в темноту, ему не удавалось увидеть ни одной искорки света.

На ощупь наломав сухих веток, Крис сумел развести небольшой костерок. Тьма вокруг сгустилась еще сильнее, однако крошечное пламя вернуло Крису самообладание. Некоторое время от сидел и смотрел, как бегают огоньки по кончикам веток и как переливаются оттенками красного угольки.

— Ну как? Убедился? — Мстислав уселся напротив. Крис с удивлением отметил, что тот одет в свой старый спортивный костюм.

— Убедился в чем? — Крис замотал головой, но его собеседник не исчезал.

— Ну в том, что все мы умерли три года назад. Ты же увидел их всех. Ортегу, Макнамару, Рено. Неужели еще не понял?

— Ты опять об этом. Что ты вообще здесь забыл?

— А что забыл ты? Здесь, посреди пепелища, где твою задницу пронизывает радиация?

— Не могу больше быть взаперти, — Крис отхлебнул из бутылки. Воды оставалось на донышке.

— Врешь ты все, — Мстислав откуда-то достал свою бутылку с самогоном и долго булькал, пока не опустошил ее наполовину, — просто ты помирать сюда пришел. Когда бахнуло, мы выпали из рисунка. Как кусочки мозаики, понимаешь? Паззлы в детстве собирал?

Мстислав пристально посмотрел на Криса и тому не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Удовлетворенный, Мстислав продолжил:

— Ну вот, теперь мы возвращаемся на места. У Рено это место было в «горячем пятне». У Макнамары и прочих — на базе. У тебя здесь, сидя на земле.

— Помирать я пока что не планирую, — скривил рот Крис.

— А тебя кто-то спрашивать будет? — Лицо Мстислава отразило искреннее удивление.

— Да пошел ты, — с досадой ответил ему Крис, отворачиваясь.

— Ну и уйду, — голос за спиной не выражал обиды, — только ты то никуда уже не денешься.

Стало тихо, Когда костер за спиной начал угасать, Крис обернулся, но никого не было. Он по-прежнему был один. Начал накрапывать дождь. Крис машинально наклонился, чтобы прикрыть ладонями еще тлеющие угольки. Холодные капли шлепали по неопрену костюма, а темнота вокруг была такой густой, что Крис видел, как сквозь его ладони просвечивают еще не погасшие угли.

Время словно остановилось. Лишь увидев, что начало светать, Крис поднялся на ноги. Задеревеневшие мышцы отозвались волной боли. Он огляделся и удивленно вскрикнул. Дождь не прекратился, но словно замер во времени. Падающие с неба струи воды висели перед ним, с шипящим звуком рассыпаясь брызгами, когда он их касался. Потом Крис увидел невдалеке какой-то темный предмет, который не заметил раньше. Подойдя ближе, он понял, что это еще одно тело, в таком же гидрокостюме, какой был на нем самом.

Внезапное понимание пронзило сознание Криса. Он осторожно перевернул тело. Совершенно без удивления он рассматривал собственное, искаженное мукой лицо.

— Убедился? — снова раздался голос Ковальского. На этот раз Крис воспринял его появление совершенно равнодушно, — ты просто вернулся на свое место. Тогда ты убежал от самого себя. Жил на базе, тянул лямку, но все равно, все должно было вернуться в устойчивое положение.

Дождь снова пришел в движение и звук капель, разбивающихся о заметенный пылью неопрен, скрывавший лежащее тело, был единственным звуком, раздававшимся над безжизненным берегом.