Капитан появился в ходовой рубке внезапно. Он всегда появлялся внезапно, когда его не ждут и всегда держал наготове пистон, чтобы вставить его нерадивому подчиненному.

Впрочем, в этот раз пистон достался человеку, которого в рубке не было.

— Нет, этот кок меня с ума сведет, — Глеб Борисыч, капитан третьего ранга, двадцать сверхдальних перелетов, а уж сколько маршрутов пройдено в сфере в пятьдесят световых лет от Земли, он и сам не помнит, настоящий звездный волк, гордость торгового космофлота, повис над переборкой и обвел взглядом приборы. На людей он обратил внимание во вторую очередь, — он жир со сковородок буровыми головками счищает что ли?!

В рубке, кроме капитана, находились лишь боцман, старпом и дежурный вахтенный, из электриков. Вахтенный и старпом обернулись к капитану, пытаясь понять, о чем тот говорит. Только боцман старательно делал вид, что его интересуют показатели мощности, выдаваемой двигательной установкой. То, что двигатели уже две недели как были заглушены и буксир находился в дрейфе, он игнорировал.

— О чем это вы, Глеб Борисыч? — Старпом недоуменно поднял бровь.

— Да как о чем?! — капитан всплеснул руками, и сам начал медленно дрейфовать обратно за переборку, через открытый люк, — У кока все сковородки в бороздах, будто у него лопатка, которой он картошку переворачивает, с победитовой кромкой! А если эта дрянь, от сковородки отколовшаяся в электрику залетит?! Замкнет же все к чертям!

— Ну, допустим, у нас минимум двадцать замыканий в сутки и так, — флегматично заметил вахтенный электрик, — журнал неполадок соврать не даст.

Капитан посмотрел на него испепеляющим взглядом. Электрик пожал плечами и вернулся к разгадыванию кроссворда, пачку которых протащил на борт и брал на каждую свою вахту. Если кроссворд оказывался слишком легким, он стирал вписанные в клетки буквы и начинал заполнять сетку случайными словами. Сейчас он находился именно в этой стадии.

— Ладно, черт с ними с замыканиями! А если я зуб сломаю?! Боцман, вот что будет, если я зуб сломаю?! — Капитан наконец то обратил внимание на повернутую к нему спину.

— Плохо вшем будешт, — ответил боцман, не оборачиваясь.

— Не слышу! Боцман! Когда к тебе обращается старший по званию, нужно поворачиваться к нему лицом, а не своим источником реактивной тяги!

Боцман провел в космофлоте едва ли не столько же, сколько и сам капитан и, в принципе, мог бы позволить себе подобное поведение, но злить старого товарища ему не хотелось. Он обернулся.

Стало тихо.

— Тааак, боцман, что у вас с лицом? — Капитан склонив голову на бок рассматривал распухшую верхнюю губу боцмана, которая выделялась на его круглом лице, как Большое Красное Пятно на Юпитере.

— Микшромешеоришт, — прошепелявил боцман, — курил в шлюже, вышунулся на кошмош пошмотреть, а тут баш, и прямо в морду. Жуб выбило.

— Микрометеорит?!

— Так тощно, тарщ капитан! — боцман улыбнулся и всем стало видно, что у него действительно не хватает одного из верхних зубов

Капитан некоторое время молча переваривал сказанное. Наконец он открыл рот, чтобы высказать то, что он думает о своей команде, но в этот момент его толкнули снизу. Капитан пролетел два с половиной метра до потолка рубки и стукнулся об него головой. Кое-как развернувшись лицом вниз и потирая ушибленную голову, капитан вонзил яростный взгляд в механика, который смотрел на него из люка.

— Я тебе сейчас... — начал капитан, но механик перебил его. Этот поступок, несомненно, неправильный с точки зрения субординации, привел бы к наложению взыскания на любом другом корабле, но не на «Космонавте Худыйбердынове».

— Тащ капитан, ну сколько можно?! — голос механика, даже в спокойном состоянии высокий, превратился в возмущенный тенор, — сколько можно воровать у меня гайки?! Ну мне Иваныч голову открутит, если мне нечем будет крепить котел его водогрейки к шпангоутам! А гайки там, как антиматерия в топке. Не успеваешь менять! Антипротоновая пыль их съедает просто! Черт знает что творится, весь котел, как новенький, а гайки меняю раз в месяц.

— Так, подожди. Кому нужны твои гайки то? Я понимаю там плутоний на растирания воровали бы. Или спирт протирочный. Но гайки то кому нужны? Их же даже на грузило не приспособишь — у нас свинца от изоляции реактора навалом.

— Да откуда я знаю! — взвился механик, — однажды лишь поймал старпома, когда тот в моих ящиках колупался.

— Старпом! — гаркнул капитан, — зачем ты гайки таскаешь?!

Старпом, имевший среди экипажа кличку «Мусик», поправил чепчик от скафандра, который всегда носил на голове, когда находился на корабле.

— Ну, тащ капитан, мне прикрутить кое-что нужно было.

— Что ж это в твоем хозяйстве, старпом, нужно прикручивать гайкой на сорок восемь?!

Старпом замялся.

Пока он мялся, ожил переговорный аппарат. Вызов шел из второго трюма, где в небольшой выгородке обитали два корабельных двигателиста.

— Боцман, ты в рубке? Давай к нам после вахты, пинг-понг ждет, долг надо отыграть!

Боцман икнул и побледнел, хотя, казалось бы, такого матерого космонавта напугать можно лишь нейтронной звездой в половине световой секунды прямо по курсу.

— Тааак, — капитан снова обвел глазами своих подопечных, — что за пинг-понг?

Не получив ответа, он продолжил:

— Боцман, давай, не мнись, как первокурсник перед адмиралом, расскажи капитану, чем вы занимаетесь на борту!

Вместо боцмана заговорил старпом.

— Ну мы это, в свободное от вахты время...

— Понятное дело, что не на вахте! — капитан погрозил старпому кулаком, — вот что было бы с вами, если бы вы на вахте пинг-понги гоняли!

Старпом придал лицу виноватый вид.

— Ну мы в пинг-понг играем... во втором трюме. Когда невесомость. Только инвентаря у нас нет. И мы вместо мячика гайки берем, а вместо ракеток — сковородки у кока.

Капитан минуту переваривал услышанное.

— Старпоооом! — завопил он наконец, — вы, ветеран космофлота, световых лет преодолели больше, чем прожили, значок отличника подготовки получили, до старшего помощника дослужились! Как, скажите мне, как офицер — офицеру. Даже нет, как человек — человеку, как вы додумались до такого?! Микрометеориты у них зубы выбивают! С кем я хожу в пространство! Молчите, мне уже не нужен ваш ответ! Просто скажите, почему вы этому содействовали?! Почему?!

Старпом стянул с головы свой чепчик, демонстрируя лысую голову, на которой синело три больших шишки.

— Товарищ капитан. Ну я просто обычно у них выигрываю.

Капитан, ведомый тягой собственной матерной ругани исчезает в люке, отпихнув механика, и летит в свою каюту поправлять психическое здоровье.

Старпома звали Мусик. Весь экипаж называл его так, правда, исключительно в отсутствие Мусика в поле зрения. Эдуард Андреевич Мусин терпеть не мог эту сюсюкающую кличку, но она, словно родовое проклятие, преследовала старпома еще со школы.

Сейчас Мусик, зацепившись ногой за какую то рукоятку на стенке отсека, наблюдал, как двигателист, тот самый, который постоянно проигрывал всем в их любимый пинг-понг в невесомости, в который играли гайкой на сорок восемь и парой сковородок, одолженных у кока, колупается в маневровом двигателе номер четыре. Вокруг двигателиста в воздухе висели какие-то трубочки, гаечки, инструменты. Постоянно что-то позвякивало, а время от времени из квадратной ямы, в которой располагался маневровый двигатель, раздавалось шипение. Пахло в отсеке чем-то непонятным, химическим.

Старпом отцепился от стенки и подплыл к двигателисту.

— Вот скажи мне, Игорь, — старпом удовлетворенно отметил, что двигателист от неожиданности стукнулся головой об стенку двигательной ямы, — скажи мне, Игорь, чем ты занимаешься.

Двигателист вытянул свое тощее тело в отсек и повернул грязную физиономию к старпому.

— Движок проверяю. Профилактика. ЭдАндреич, ну скучно мне просто так в трюме сидеть руки чешутся, а так хоть посудину нашу в порядке поддерживаю.

Мусик не мог не согласиться, но вопросы у него еще не закончились.

— Вот скажи мне, Игорь, — начал он снова, — Сколько у нас маневровых двигателей?

Двигателист поднял брови и начал загибать пальцы.

— Ну, учитывая, что мы в космосе, двигаться нам надо по трем осям, плюс повороты, то движков всего восемь, по четыре сопла у каждого. Был бы гироскоп на этом ведре, было бы проще, четырех бы движков хватило.

— Угу, — кивнул старпом, — вот только я заметил, что у семи двигателей из восьми, на люках, под которыми они спрятаны, уже такой слой пыли вырос, что я могу Мону Лизу на них нарисовать. Вместе с ее знаменитой улыбкой. А вот этот, восьмой движок, ты колупаешь с периодичностью в двое суток. Почему?

Двигателист пожал плечами.

— Да с ним постоянно проблемы какие-то, — он нырнул в яму, щелкнул там чем-то и вытащил наружу бакелитовую коробку какого-то прибора. На приборе светились многочисленные лампочки, ни одна из которых ничего не говорила Старпому, который уже давным давно позабыл все, что ему вдалбливали на курсе «двигательные установки и их обслуживание», в академии Космофлота, — вот, видите? Тут параметры зашкаливают. Я подкручиваю, а через два дня они снова от нормы уползают. Проклятие какое-то.

Сказав это, двигателист начал надеяться, что старпом уплывет куда-нибудь в рубку, по своим делам, но тот продолжал висеть рядом, задумчиво покусывая ноготь на большом пальце.

— Да, посудина у нас старая, понимаю. Слушай, Игорь, а что вы в холодильники заливаете? Я позавчера курить в шлюз ходил, там несет спиртягой так, будто я на ликероводочном заводе обитаю. Я даже наружу высунулся, вдруг мы снова через этаноловую туманность пролетаем, но нет, космос чистый.

— Это из капельных холодильников несет, — отмахнулся двигателист, — это больше Иваныча хозяйстство. Обычно там натрий циркулирует, но его не напасешься. Льем что находим.

— И спирт?

— Да откуда у нас спирт? Он же под запись в бортжурнале выдается! Просто, что найдем в запасе, лишь бы систему не засоряло, а то капельный охладитель реактора — штука тонкая, забьется и потом ползай по его штангам с шилом.

— С шилом или с «шилом»?

— Ну Мусик, ну ты чего? — двигателист только спустя долгую секунду понял, что он ляпнул прямо в лицо старпому. Судя по тому, как раздулись ноздри Эдуарда Андреевича, все углеводороды внутри него начали сливаться в дружном танце термоядерного синтеза, приближаясь к критерию Лоусона, — простите, ЭдАндреич, сорвалось, утомился уже.

До критерия Лоусона температура синтеза все таки не дошла. Не полыхнуло в отсеке пламя сверхновой, после которого от двигателиста остались бы лишь воспоминания да оплавленный гаечный ключ. Не сколлапсировал старпом в нейтронную звезду. «А вот если бы ты сжался в черную дыру, было бы неплохо,» — подумал двигателист, — «жаль, масса у тебя маловата, а то хотя бы твои придирки оставались бы за горизонтом событий и не мешали работать». Но вслух этого не сказал.

Остывающий старпом по привычке поправил свой чепчик, которым защищал голову от ударов о переборки.

— Смотри мне. Без фокусов. Я знаю вас, вам лишь бы спирта добыть. Что двигателист, что штурман, один черт.

— Ну с штурманом никому не сравниться. Как он ловко курс проложил, через этаноловую туманность, а!?

Старпом не выдержал и усмехнулся.

— Ага. И ведра, банки, бутылки, даже пакеты по всему кораблю собрал. На обшивке сидел круглые сутки, из туманности зачерпывая и конденсируя. Надеялся сделать себе запасы на всю жизнь, похоже.

— А потом оказалось, что эту дрянь не то что пить, ее нюхать противно.

— А ты пробовал?! — зыркнул на двигателиста старпом.

— Ну ЭдАндреич, кто не пробовал то?! — двигателист поднял руки, словно защищаясь.

— Ну да. Штурман думал, что все в тайне сохранит. А на пробу к нему весь экипаж ходил. И все потом плевались. Капитан даже сказал, что если штурман эту дрянь за борт не выльет, то он своим капитанским приказом заставит доктора влить все эти ведра с помощью клизмы. В штурмана.

— И вылил?

— Исаак Абрамович? Ты что, этого сына Моисея не знаешь?! Уговорил он капитана не горячиться, а сам купил на первой же остановке, которую сделали для дозаправки, две сотни бутылок покрасивее, залил туда эти помои, подкрасил чайными вторяками и, когда прибыли на место, продал все, как «космический ликер миллиардолетней выдержки». Деньги, правда, прилось в кассу корабля отдать.

Двигателист заржал, представив себе штурмана, малюющего этикетки.

Старпом тоже ухмыльнулся.

— Так что ты тоже с «шилом» аккуратнее. Тем более у тебя нет штурманской хватки, ты легко не отмажешься.

— Да я все понимаю, ЭдАндреич, не дурак же.

— Знаю, что не дурак. Думаешь я не вижу, что вы свеклу воруете из груза?

— Да там ее две тысячи метрических тонн! Кто заметит то эти килограммы. Она и так сквозь дырки в авоське вываливается. У нас весь курс теперь выложен сублимированной свеклой, будто мы огородники какие-то. А нам хоть витамины и борщ.

При упоминании борща старпом вздрогнул.

— Вы там борщ рубаете, а мне не говорите, изверги?!

— Простите, ЭдАндреич, как-то конспирацию блюдем по привычке.

— Ууух я вас, — старпом погрозил кулаком, — чтоб и на меня порцию готовили.

С этими словами он наконец то скрылся в люке верхней палубы.

Двигателист проводил его взглядом и снова нырнул в яму маневрового двигателя. Там, в и без того сложную систему трубопроводов, были вплетены дополнительные трубки и большой бак с крышкой, как у молочного бидона. Рядом с ним находился другой бачок, поменьше. Двигателист вытащил из сумки пластмассовый питьевой пузырь и приставил его к кранику, выходившему из маленького бачка. Повернув ручку, он наблюдал, как пузырь заполняется крупными шарами мутноватой жидкости, летавшими по замкнутому объему, сталкивающимися и сливающимися воедино. В воздухе повис запах свежего свекольного самогона.

Вечерняя вахта обещала быть приятной.